Две капли

В глазах твоих черпаю Ночь со дна…

Вы с нею так разительно похожи!

Ты, как и Ночь, по-прежнему одна,

И ей свобода всех и вся дороже.

В ее глазах, конечно же, есть ты!

Лекала губ в улыбке ироничной,

И, кардамона привкуса, мечты,

Ложатся на язык совсем привычно.

Вы - как две капли...яда, на устах,

И, принимая внутрь эту влагу,

Я обращаю рифмой на листах,

Любовь и боль себе и Вам во благо.

Я тихо жду... В те долгие века,

Когда тебя со мною подле нету,

В моей руке - сестры твоей рука,

И, как тебе, я ей пишу сонеты.

Вы - как две капли родниковых вод…

Покуда Ночь спускается на Землю,

С тобой и с ней встречаю я восход

И общества иного не приемлю!

Шторм

Скрипит кормило под моей рукой,

Ревет волна, найдя себе утеху

Пути китовые невидимой рекой,

Несут драккар через небес прореху.

Не в силах удержать победный крик,

Умноженный ветрами многократно,

Я к палубе, как к женщине приник

И в страсти обезумел безвозвратно.

Оставлен берег за моей спиной,

Сокрыт от разума и пристального взора,

Морской воды громадною стеной,

Туманов, проливных дождей узором.

Я тут Живу! Здесь, в этой синеве!

В палитре неба и воды, стихий границе,

Где вечный ветер в сердце, голове…

Лечу и не могу остановиться!

Клокочет, пенится за бортом океан,

И покоряет мой драккар вершину,

Волны, напоминающей курган,

И вновь срывается в кипящую пучину.

Созвездьями начертаны пути,

Корабль - Судьба, с которой я не спорю.

Мне берег дан, чтоб дух перевести,

К нему стремлюсь и вновь бегу по морю.

Пусть шторм неистово бушует и ревет,

И воет шквал, натягивая снасти!

Корабль крылатый вдаль меня несет,

И в этом буйстве обретаю счастье!

The Last Ship

В эту пору туманов и желтой листвы,

Утонченных красот, оголенных нервов,

Ноют шрамы, расходятся свежие швы,

Тает спирт из неприкосновенных резервов.

Шлет во все края неустанный пинг

Эхолот души на любых частотах.

Ты права, этой осенью снова Стинг

Помогает тонуть в поэзии, виски и нотах.

В эту пору туманов всплывают вновь

Все былые маршруты, заросшие тропы.

И сквозь камень на сердце стучится любовь -

Вечный купол, к которому крепятся стропы.

По сокрытым стезям отправляюсь в путь,

Через бронзу деревьев, к бескрайнему морю,

Чтобы полной грудью ветер вдохнуть

И отчалить от этого берега вскоре.

В охре энного дня, как-нибудь, поутру,

Ты услышишь, открыв потемневшие ставни,

Словно крылья бьют на холодном ветру,

И ворочает море прибрежные камни…

Не пугайся, то в спячку впадает Земля,

И косые дожди льют по скалам отвесным.

Ветер парус полощет последнего корабля,

Уходящего вдаль к берегам неизвестным.

Осень 2.0

Окатила волной, пробрала, прибрала к рукам... 
Запускает холодные пальцы, перебирает складки 
Куртки старой, с почти что истлевшей подкладкой, 
Подставляя умытые щеки седым облакам.
Нет, она ни в какую не хочет лечить свой недуг.
У нее есть что выпить: цветные, с рецептом таблетки,
И петля есть, и мыло, рассохшаяся табуретка,
Но неистовой суке, до боли в костях, нужен «друг».
Чтобы душу «на ленты» свою и его... И плевать,
Что он может давно намотать непослушные нервы,
На кулак плотно сжатый, забыть о страданиях стервы, 
Плейер в уши и прочь, оставляя её завывать. 
Пиявкой вцепится в руку и слезы холодные льёт,
Да и в пору такую дворами слоняться - не шутка.
Бедная девочка... Форменная проститутка, 
Каждому встречному плачется, к каждому льнёт. 
Нет, извини. Он не станет жалеть в этот раз.
Осени прошлой надолго, похоже, хватило.
Он утешал и лечил… Есть терпенье, конечно, и силы, 
Только довольно уж. Прочь уходи, скройся с глаз.
Плачь, погибай, пусть укроет тебя листопад,
Дай отдохнуть, не ходи ты за ним по дорогам.
В царстве твоем грусть и дождь… У него ж за порогом -
Вечное лето и цветом наполненный сад.

Перо

Дрожащая от холода луна,

Лучами серебра миры связала.

Легла на землю ночи пелена

Небесным непроглядным покрывалом.

Всё спит вокруг и искрами летят,

Людские души, в неизведанные дали.

И я вершу таинственный обряд,

Ладони отогрев свои едва ли.

Перо в руке... И отблеск языков,

В кольчужных звеньях весело танцует.

Я судьбы составляю из стихов,

Где нити судеб каждый слог связует.

Я Норнам брат и Мойрам давний друг,

И посреди безумств жестоких мира,

Из-под моих, в боях разбитых рук,

Звучит поэзии заброшенная лира.

Я напишу на замусоленном листе,

Историю любви, войны, предательств,

О том, как распинают на кресте,

По воле трусости и "в силу обстоятельств".

О битвах, доблести, утратах и беде,

И лицемерия отравленных колодцах,

Животворящей милосердия воде,

Про все, за что бы стоило бороться.

Я напишу! О девичьих слезах

И хрупком стане, у раскрытого окошка,

О почте голубиной в небесах,

И о тебе, конечно же, немножко.

О нежной бирюзе прекрасных глаз,

Биенье сердца, тонких рук изгибах,

И нотах голоса, которые, подчас,

В рулады слиться нежные могли бы...

Усталость прочь, отстегнут острый меч,

И звуки лиры в дали увлекают.

Спадает груз с моих затекших плеч,

В чернила ночи я перо макаю

Много ль нужно орлу?

Много ль нужно орлу, чтобы в вольное небо взлететь?

Чтобы лёгкими пить свежий воздух, как горную воду,

Чтобы жить, чтобы быть и с высот песни гордые петь,

Зорким глазом взирая с небесных краёв на природу.

Цену верности знать и хранить в сильном сердце добро,

Заслоняя в лихую минуту чужого и друга,

Отдавать безвозмездно открытой души серебро,

Не хвалясь и не ставя подобные вещи в заслугу?

Нет, не много для этого нужно причин,

И не каждый рожден, чтоб летать, - это так же известно.

Но, коль ты появился на свет, как один из мужчин, 

То и крыльям твоим под одеждой всегда будет тесно

Фенрир

Мировой океан омывает опальную душу,

Заполняя пустоты соленой прозрачной водой.

Даже волны не в силах гранит острозубый разрушить,

И крикливые чайки летят над безмолвной грядой.

В обрамлении древнего, остроконечного фьорда,

Упокоена водная гладь и, сквозь сизый туман,

Проступает, порой, горделиво громадная морда,

И Фенрир окунает ее в мировой океан…

Здесь стоит одиноко мой дом, у границы прибоя,

Словно царства людского сокрытый от взоров форпост.

Я веду образ жизни отшельника и зверобоя

И мой быт одинаково скромен, невзрачен и прост.

Тут есть волк и есть я… И ветров нескончаемых песня,

Оглашает на многие мили пространство окрест.

Вечерами, со зверем, глядим у костра в поднебесье,

Представляя природу таких же заброшенных мест.

Убаюканный шелестом волн, тихо в сон погружаюсь,

На косматую лапу чело поутру уронив.

Он сидит недвижимо, громадой в воде отражаясь -

Воплощение Вечности…  И оттого терпелив

Полетели

Полетели со мной, моя гордая, сильная птица,

Оставляя в картонной коробке заброшенный хлам,

И тоску, и унынье, и рваные жизни страницы,

Всё, что может мешать подниматься за облако нам.

Там, за этой преградой, лежат магистрали иные,

Ты увидишь миры неизведанных прежде красот

И пейзажи, знакомые ранее, вдруг неземные,

Обретут очертания с этих орлиных высот

Окунешься в прохладу ветров и блаженные звуки,

Когда бурной реки вознесет поднебесный поток,

Под пернатые крылья теперь уж, а некогда руки,

И навстречу Светилу проляжет твой путь на Восток.

Моя птица, лети! Я с тобой разделю это счастье!

Буду рядом парить и прохладой дышать и глядеть,

На закат и восход, на кристальное небо, ненастье

И мешать своим взглядом твоих глаз кипящую медь.

Полетели со мной... Это лучше, чем утренний кофе,

Чем неискренних фраз заржавевшие в сердце ножи…

Это легче, чем крест ежедневно тащить по Голгофе

И искать отраженье, смотрясь в городов витражи.

Я приду на заре и, расправив огромные крылья,

Постучу в застекленный когда-то, зачем-то балкон…

И навечно избавлю от страха людского, бессилья,

Превращая в реальность твой давний, волнующий сон

art by Karol Bak

Знаешь...

Знаешь, где-то точно есть и другие миры…

Там тоже любят и верят в Господа Бога

И, точно так же, среди городской мишуры,

Перед сном, обивают Его пороги.

Так же грешат, так же воюют и мрут:

В болезнях, сердечных болях и просто от скуки.

Совсем идентично, как у нас с тобой тут,

И на крестах распинают и умывают руки.

А еще, там рисуют и пишут стихотворения,

Детей растят, воспитывают "человека!"

И каждый в чаде своем видит гения,

Даже, если в последствии вырастает калека.

Обнимают за плечи стареньких матерей,

Славят героев и пьют за здравие чьё-то

И с замиранием сердца, у раздвижных дверей,

Мягкой посадки желают белому самолету.

И снова пьют. Беспробудно. Остывший ли чай,

Горькую ли (всё-таки слаще, чем слёзы)

И, как и в наших широтах, будто бы невзначай,

Рвут по живому ночами из сердца занозы.

Внуков целуют в макушку и дряблой рукой

Крест налагают... В свете волшебном лампадки,

Благодарят Христа, за то, что их мир такой…

А утром заносят стихи в старенькую тетрадку.

art by Rusudan Petviashvili

Скальд

Пой же скальд! И слагай заклинания,

Заставляя куплеты из рун,

Отправлять, как овцу, на заклание, 

Мое сердце под взглядами лун.

Пусть летят песни будто бы вороны,

По велению скальдовых чар,

Во все земли и всякие стороны,

Обгоняя мой быстрый драккар.

Где-то берег далекий за пеною дней,

Гладь морская блюдом лежит

Полоса прибрежная, а над ней

Вихрь чаек шумных кружит.

Может эти края, слышишь, скальд-рифмоплет,

Будет домом новым для нас.

Весла машут в такт, и душа плывет,

Словно лодка в полуночный час.

Ветры дуют в борт и безумный свист

Наполняет раненный мир.

Там вдали, во тьме, крепок и плечист,

На прощание машет Эгир.

Пой, друг мой, пусть услышит он

Голос моря сквозь плотный туман!

И очистится сам собой небосклон

И утрет слезу великан.

Run Boy Run

Беги без оглядки, туда, за цветной горизонт!

За пики, упертые в небо гигантской щетиной

Пегас умерщвлен и в изгнании Беллерофонт,

И мир постепенно спускается краем в пучину.

В побеге спасение! Мойры уже не прядут,

Лишь эхом разносится лязг металлический ножниц

И волны морские в припадке безумства ревут,

Бросаясь на скалы прибрежные, как на заложниц

Беги же, беги, не давая надежды толпе,

(Она ненавидит спасенных, открытых и чистых)

По этой, протоптанной кем-то недавно, тропе

На брег, восходящий над морем утесом скалистым.

Беги, без оглядки! От края сильней оттолкнись,

Расправив, давно уж томящиеся под  рубахой,

Два мощных крыла... И, с потоками воздуха ввысь,

Лети, что есть мочи, свободной и радостной птахой

(Woodkid - Run Boy Run)

Морской камень

Порой, мое сердце напоминает камень морской...
Круглый и гладкий, шлифованный солью и ветром.
Радостью одолеваемый, светлой тоской,
Внутрь гранита врастающих по миллиметру.
Там, глубоко, в сердцевине, пылает огонь...
Древнее пламя пульсирует в недрах незримо.
Лишь положив этот камень себе на ладонь,
Станет теплее ладони на миг ощутимо.
День ото дня, точат волны шершавый гранит,
Море поёт горделивую песнь и рокочет.
И сердцевина живая под коркой саднит,
И улететь на свободу жар-птицею хочет.
Вырвал бы, может, его из груди, отпустил,
Бьющейся птахой в открытое небо, на волю,
Если бы море так трепетно я не любил...
Да и чего сердце стоит без песен и привкуса соли.

art by Georgeta Blanaru

Печаль

Брела Печаль заснеженной дорогой 

Одна, безмолвна, ветру вопреки, 

Укрывшись робой ветхой и убогой, 

Остановилась у покрытой льдом реки 

Как будто жизнь сама во льдах застыла 

Ни звука, ни движенья, ни души 

Какая-то невиданная сила 

В кристаллы превратила камыши 

Печаль стояла тихо, недвижимо 

Не в силах отвести от них глаза 

И по щеке её, неудержимо 

Катилась светлая хрустальная слеза 

Весь мир в душе перевернулся 

В глазах топился лёд, росла трава 

Камыш, проснувшись, в воду окунулся 

Река летела в даль, она была жива! 

И скинув балахон и, босиком шагая, 

Сошла к воде по берегу Печаль 

И вмёрзла в реку, хрупкая, нагая 

Без жалости к себе, ей реку было жаль.

art by James Wu

Цветы

Охапка хрупких полевых цветов

Страницами стихов моих примята

Тычинки между пожелтевших слов

Созвездьями рассыпались когда-то

Я берегу соцветья много дней

И пусть давно засохли и остыли,

Мою любовь, пылающую к ней,

Они в себе, конечно, сохранили

И вглядываясь в звезды между строк

Я снова вспоминаю стан точеный

И навевает каждый лепесток

Мне образ поэтично-утонченный

Любой из них становится травой

Перед её прекрасным нежным ликом,

Но лишь цветы гармонию с душой

Отобразить способны лёгким бликом

Art by Karol Bak

Олимп

Где-то в ночи ты роняешь слезу

Чище горного снега, весенней капели

Мы с тобою почти ничего не успели

Ты сидишь на Олимпе, я - где-то внизу

У подножия гор неприступных и гордых

Я брожу уже многие тысячи лет

И знаменья ищу и в лохмотья одет,

Отводя от вершин бесконечные орды

Все ничтожно… Ты пишешь такие стихи,

В своей башне из камня, на крошечных свитках,

Где любые слова - драгоценные слитки,

Что прочесть можно, лишь исповедав грехи

И под небом стою в полуночной тиши,

Наслаждаясь снежинками четверостиший

Я шепчу каждый слог... Ты, конечно, не слышишь

Это к лучшему... Не отвлекайся, пиши

Art by Tony Pro

Матадор

Будучи запертой в теле простого мента,

Тихо страдает душа у сержанта Петренко.

Это он внешне штрафует народ на постах,

А под жирами - незримо танцует Фламенко.

Снятся ему берега бесконечного моря…

Стройной ногой ковыряя прибрежный песок,

Гитаре испанской чеканно движеньями вторя,

Тянет сержант в бурном танце изящный носок.

Дамы съедают глазами красивое тело,

Трется Петренко небритой шершавой щекой

О щёку партнерши, ведя ее твердо и смело,

Крепко бедро, а не жезл сжимая рукой.

Снятся игральные карты в мадридском трактире,

Женские взгляды... Он весел, вальяжен и пьян!

Словно не он проживает в бетонной квартире

И не Петренком зовется, а Карлос-Мария Хуан.

Что никакой он не мент, а известный тореро,

Местный любимец, быков разъяренных гроза!

Как по Пуэрта-дель-Соль, в своей бравой манере,

Чешет Хуан, дерзко женщинам глядя в глаза.

Словом, не в том зародился Петренко-испанец…

Резко проснулся, слюну рукавами убрал.

Нёсся КамАЗ , словно бык зазывая на танец,

И матадор полосатую пику в ладони зажал.

Tiempo

Время раны не лечит. Змеей дух больной обвивает,
Разжижает как кровь, светом дня, уходящую ночь.
Нет, не лечит, оно палачом убивает,
Там, где просто ничто не способно помочь.
Сколько улиц исхожено, сколько путей одиноких,
В тщетных поисках… - Тени лишь спутники мне.
Миллионы ночей миллионом волков луннооких,
Лижут руки покорно, в рассветном сгорая огне.
Это место давно стороною обходят герои,
Только ветер гуляет безумцем под собственный вой

Тут как в поздних работах Франсиско де Гойи

Даже воздух пропитан как губка душевной борьбой

И ты знаешь меня, я бы плюнул на «доктора» время,

Перестал бы ходить по дорогам, как призрак в ночи

Вставил ногу в забытое в этих мучениях стремя

И навесил на пояс поющие сталью мечи…

Но терплю каждый раз сокрушительное поражение,

Потому что сквозь смог городской и неистовый чад

В каждой призме стекольной я вижу твое отражение

И направленный в самую душу врачующий взгляд

Art by Hsin-Yao Tseng