Распогодилось

Распогодилось. На душе, на улице, в небе

Сброшен груз, словно ненужный балласт

Так, будто любящим кем-то заказан молебен

Кем-то, кто тебя никогда не предаст

Даже музыка в ухо ложится иначе

И ее всеобъемлющий бархатный звук,

Покрывалом таинственным бережно прячет

И меня и случайных прохожих вокруг

Распогодилось. Я представляю невольно,

Выйдя к бурной реке, замерев на краю,

Как на паузу в плейере ставлю, довольно,

Это время... А песню я сам допою

"Ходили о нем упорные слухи..."

Ходили о нем упорные слухи, 

Будто одно время он сидел в сумасшедшем доме 

И что у него после гриппа болели ухи, 

Ну и там, в голове... что-то ушей кроме 

Ему оказали честь великую даже! - 

Приняли вне конкурса в умалишённые 

Думали, этим его до гроба обяжут 

Писать эпиграммы бездушные и отрешенные 

А потом на свободу, вроде как, отпустили 

Ну, когда утвердились в мысли, что толку нет... 

Всё равно он писал о другом, в чуждом им стиле 

Они думали он сумасшедший, а он оказался - поэт 

(с) по мотивам романа Виктора Мари Гюго "Человек который смеется" )

Всадник

Плывут разорванного неба лоскуты

Перетекает в вечер день ненастный

И сумерки, как грязные бинты,

На язвы города ложатся беспристрастно

Сочатся тени из пустых глазниц

Нет никого в оставленных чертогах

Снежинки падают паломниками ниц,

Вымаливая милости у Бога

Стенает ветер грустно меж домов

Разносится дворами отголосок

И мир, лишенный красок и тонов,

Похож на неудавшийся набросок

Поглотит ночь, разлив густую тушь,

Остов бетонный вымершего древа

Лишь с пустотой неверующих душ

Сравнимо содержанье его чрева

Но даже здесь, в обители теней,

В краю ветров, скулящих по былому,

Минуя череду унылых дней,

Бредущих по ландшафту неземному,

Наездником, сквозь призрачный туман,

Грядет Рассвет, разя горящей пикой

Кромешный мрак и тени и дурман

И торжествуя над разбитой базиликой

Наступит день и в призме талых льдин

Частица света радостно забьётся

И всадник тот, как добрый господин,

Подняв забрало, миру улыбнется

Клинок

Как и ты, прохладен, одинок 

Чищенный песком, омыт морями, 

Закаленный в рубищах клинок 

С обоюдоострыми краями 

 На двоих у вас душа одна - 

Малахитовая призрачная чаша 

Высушена сотни раз до дна, 

Об пол битая и склеенная - ваша 

 Ты пойдешь проторенной тропой, 

Выйдя к краю скал через ущелье, 

У обрыва пробуя стопой 

Черное из камня ожерелье 

 В замке у заоблачной горы 

От лгуна, злодея, иноверца 

Спрячешь драгоценность до поры 

Драгоценность пламенного сердца 

Птица

Отбившаяся от стаи 

Диковинных сказочных птиц,

Подранком не улетаешь, 

Томишься у неба границ

Манок утаю за спиною,

Как подлый разбойник - клинок

Я птицы волшебной не стою,

И дух мой во тьме одинок

Слагается песнь из обмана, 

Из зависти соткана сеть

Хотел я, как этот подранок, 

Попасть в золоченую клеть

Но вместо двух крыльев пернатых 

Блестит чешуя серебром

Я ползать рожден был когда-то,

Я - змей, обделенный пером

Так спой мне, прекрасная птица 

И сердце мое сокруши,

Чтоб мог наконец насладиться

Звучанием дивной души!

Пусть лёд в тёмном сердце растает, 

Холодная кровь закипит

И вот уж мой дух отлетает

И ввысь, словно птица, летит…

Слеза

Когда глаза твои роняют бирюзу

И по щеке бежит дорожка света,

Я сохранить хочу твою слезу,

Чтобы теплом моим была согрета

В ней ты сама! И цвета твоих глаз,

Сверкает капелька звездою и не тает

Рубин, гранат, сапфир, или алмаз

Своею красотою затмевает

Я вижу в ней снега кавказских гор,

В лазурных бликах сказочное море

Мне все неважно, все песок и вздор,

Лишь только б слезы были не от горя.

Не плачь, прошу! Но если плачешь ты,

Да будет счастье этому виною

И глаз прекрасных нежные цветы,

Пусть слезы не закроют пеленою

Ночь

Месяц серпом занесен беспощадно над улицей

Тихо крадется на цыпочках темная ночь

Взгляд беспокойный, воровкой пугливо сутулится

Блудная и неприкаянная Божья дочь

Небо тускнеет и звезды гвоздями блестящими

Крепят на нем черный бархат гигантских портьер

Морду на взлете осклабя, с глазами горящими

Боинг вгрызается в бархат, как злой бультерьер

Снова бегу, ухожу поднебесными трассами

Мимо серпа-палача, оставляя взамен,

Жалкую ночь с искаженной от страха гримасою,

Вместо меня угодившую в каменный плен

Нота

Ты пахнешь как весенняя капель

Едва ли уловимой тонкой нотой

И твоих глаз небесную пастель

С коричневой мешаю позолотой

Я помню все и ветер за спиной

Порывом реагирует мгновенно,

Деля воспоминания со мной,

Выкрикивая их самозабвенно

Он упоён, в беспамятстве летит

Над гладью вод безумствующим духом

Хрусталь вибрато в голосе дрожит

И поражает абсолютным слухом

И волны непроснувшейся реки,

Терзаемы разгоряченным ветром,

Ласкают жадно лёд, как языки,

Съедая миллиметр за миллиметром

Чернеет небосвод над головой,

Беснуется весенняя погода,

А я всего лишь взял из кладовой

Воспоминание которому полгода

И вот уж рвутся в небе облака

Страницами из старого блокнота

И воздух донесет издалека

Твоей капели опьяняющую ноту

Ушгули

Тихо перьями белыми падает снег на Ушгули

Пики сосен гигантских застыли в звенящей тиши

Даже эти атланты на подступах к скалам уснули

Меж домов вековых только ветер, вокруг ни души

Словно мир затаился… Лишь слабое гор шевеленье,

На перине эпох в богатырском и сказочном сне,

Мне напомнит, что скоро грядет пробужденье

И зима, непременно, уступит владенья весне

Все укрыто, как саваном, нежным лебяжьим покровом

Будто сам Господь Бог защищает обитель орлов,

Осеняя своей благодатию в крае суровом,

Каждый камень и дом и кресты преклоненных голов

В этой горной обители древнего прошлого мира,

Восходящей стенами к тяжелым Эдемским вратам,

Небо за облаками синей и прекрасней сапфира,

А рубины красой уступают весенним цветам

Грифон

Я гляжу на призрачный витраж

Лоскуты и мелкие заплаты

Изваянием застыв, как верный страж,

Заключенный в кованные латы

Предо мной распахнута душа

На ее огромном развороте

Точною рукою, не спеша,

Выведены буквы в позолоте

Чужд язык и непонятен слог

Форм словесных странная природа

Но прекрасен этот монолог,

В каждом слове лёгкость и свобода

Всматриваясь в эти лоскуты,

Вчитываясь в дивные страницы,

Перехватывает дух от красоты

Чувствуешь себя парящей птицей

Хочется забыться и взлететь

И, подобно древнему Икару,

В огненных лучах звезды истлеть,

Очищаемый ее слепящим жаром…

Нет, остаться! И рассечь небес лазурь!

Прошивать стремительной иглою

Чёрные полотна гроз и бурь,

С громогласной расквитавшись мглою.

Облетая с ветром шар земной,

Окунаться в шум дождей и океана

Ощущать Сахары адский зной

И прохладу раннего тумана

В небеса по вертикали восходить

Замерев на миг, с орлиным криком,

Прочертив светящуюся нить,

Падать еле различимым бликом...

Был волшебным светом витражей

Опьянен, иль чудо мне приснилось?

За калейдоскопом миражей,

Что-то и во мне переменилось

Словно заклинания шепчу,

Под мелодию играющую фоном

Не заметил, как давно уже лечу

По небу мифическим грифоном

Автор картины Александр Воронков

Собака

Мартовский снег, как огонь, опаляет ресницы

Месяц четвертый костлявой настырной зимы,

Равнодушно под кожу вгоняет холодные спицы,

Прижигая азотом сухим наши души, сердца и умы

Больше нет ничего, все смешалось с роящимся снегом…

Расплылось, разлетелось, развеялось ветром седым

Мимолетный период, отмеченный в плеере тэгом,

В унисон галопирует с сердцем моим вороным

Я бы проклял и снег и холодную зимнюю хватку,

Если б лёд отрезвляющий не был так нужен на дне,

Если б не ощущал каждой клеткой жестокой нехватки

В утолении боли, змеящейся гидрой извне

Оставайся, Зима, истощенной потерянной сукой

Я тебя буду щедро кормить этой болью из рук

Видишь, псина, какая нелепая, странная штука:

Мне по нраву душою выкармливать раненных сук

Охра

Нежно озябшие окна волшебница осень ласкает 

Солнечным светом и синью небесной щадит 

В сердце прокралась грустинкой и не отпускает 

Будто глазищами детскими в душу больную глядит 

Всё окаянной ей мало и, как нить за нитью, 

Тянет наружу забытые детские сны 

Маленьким мальчиком, руки воздев, по наитию, 

Тщетно ищу в этих красках веселье весны 

Только она, растрепав струны старой гитары, 

Выжав из сердца, как кровь, охры дивной чуть-чуть, 

Кистью сплетает осенние древние чары 

И заставляет тихонечко душу всплакнуть 

Увертюра

Замела метель твои следы

Диким зверем заунывно воя,

Прогрызает ветер наст и льды

Подле скованного ими водопоя

И скрипит незапертая дверь,

Сквозняком терзаема нещадно

Мается у дома лютый зверь,

Выщербляя когтем вход парадный

Снег летит и в этой кутерьме

Безудержного шального хоровода,

Ощущаю себя узником в тюрьме,

За грехи мои разгневанной Природы

Всматриваясь в зверя за окном,

В тёмные озера глаз печальных,

Узнаю себя невольно в нем,

Словно в отражениях зеркальных

И в секунду происходит в нас

Недоступная сознанью перемена:

Сам я зверем этим стал сейчас,

Вырвавшись из ледяного плена

Кто-то из окна за мной следит...

Я когда-то знал его, возможно

Вьюга музыкой чарующей звучит,

В такт крадусь вдоль дома осторожно

Глядя на крыльцо в последний раз,

Под красивую метели увертюру

Ухожу... С меня не сводит глаз

Человека хрупкая фигура

Тону

Стихией темной разум скован мой

Барахтаюсь, как в буйном океане

Расправившись с холодною зимой,

Грядет Весна в мерцающей сутане

Расколот лёд на миллионы стрел

От них укрыться в мире нет надежды

И множество людских пронзают тел,

Проникнув вероломно под одежды

Захлебываясь тёплою водой,

Тону и, где-то там в пучине талой,

Отсвечивает тусклою слюдой

Букет цветов в душе моей завялый

«Иди ко дну», - шепчу ему вослед

«Тяжелым бременем меня отягощая,

Ты закрывал собой весенний свет…

Теперь ты мёртв и я тебя прощаю.

Покойся на остовах кораблей,

Зарывшихся в песок морских  громадин

И мутными останками стеблей

Планктон корми в тиши глубоких впадин…»

Расколот лед на миллионы стрел

И на поверхности, задрав лицо повыше,

Я на лучи Весенние смотрел

И смех Ее отчетливо услышал