Граница

Простерся ковер под ногами, укрыл пеленой,

Людей суетливых форпост отделив осторожно,

От древней Обители Неба, страны неземной,

Где ты, словно спрятан от бед и волнений надежно.

Тут птицы живут, как посланники разных миров,

Небесными тропами оба пространства связуют.

Стрелою летят сквозь волшебный небесный покров

И так упоенно в потоках ветров торжествуют.

Я в эти мгновения, словно, такой как они…

Стою окрылен, нет преград, лишь безмолвное счастье.

А над головой моей ярких созвездий огни,

Что дух озаряют, врачуя его в одночасье.

У черного ворона тысяча дел

У черного ворона тысяча дел.

Стрелой он летит через сизые тучи,

Что кутают небо и горные кручи.

Он блёклую позднюю осень презрел.

Над тучами синь одиноких небес…

Они так прекрасно насыщены светом,

Багрятся закатом, алеют рассветом

И так хороши без осенних завес.

Он счастлив, и машет крылами быстрей

И, если бы петь соловьем был научен,

То вовсе не карканьем в небе был звучен,

Но это не важно, коль воет Борей!

О, северный ветер, неси его вдаль!

Вздымай оперение птицы счастливой!

Ты видишь с каким упоеньем, игриво,

Разрушил прекрасный романтик печаль.

Вой громче! Такой уж у ветра удел,

Пусть ворон увидит далекие страны,

Минуя дожди, снегопады, туманы…

У этого ворона тысяча дел!

Ещё один прекрасный день из многих.

Ещё один прекрасный день из многих.

Шоссе змеится лентою вперед 

И кажется, в волшебные чертоги

Дороги серпантин тебя ведет.

И летний ветер обдувает нежно 

Лицо и плечи, остужая чуть,

И катятся колеса безмятежно,

Прокладывая через вечность путь.

Пока ты жив, пока наш мир вертится, 

И крутятся педали, помни друг: 

Цени дорогу, тех, кто рядом мчится,

Природу, что раскинулась вокруг.

На краю земли напоенном лучами рассвета, 

Возле древних скал, уходящих под толщу воды, 
Ты найдешь новый мир, а с ним свое вечное лето, 
И как лето, в тех землях навечно останешься ты. 
Среди диких красот и холмов продуваемых ветром,
Крепкий дом обустроишь и будешь деревья сажать.
И на многие мили, бесчисленные километры,
Будет радовать взор твой природы тех мест благодать.
Солнца свет и дожди обласкают лозу и пшеницу,
Благодатная почва дарами воздаст за труды.
И туманы молочные будут по морю клубиться, 
Любоваться которыми станешь у кромки воды.
Через многие годы уже повзрослевшие внуки 
Твоего виноградника выпьют вина и споют...
Ты с небес подпоешь, простирая незримо к ним руки,
А на скромной могиле над морем цветы расцветут.

Я слушаю ветер

Я слушаю ветер он шепчет опять о тебе…

О том, как играл волосами твоими сегодня.

Хотел бы не думать, но в этой неравной борьбе,

Я вечно повержен, наверно, по воле Господней.

На свете есть ты… И вовек, знаю я, не забыть,

Твой голос и смех и твою несравненную душу.

И благоговейно мне хочется просто застыть,

Чтоб таинство это ничем никогда не нарушить.

И в каждом порыве такого же ветра, хочу,

Тебя восхвалять, темных локонов еле касаясь.

Где б ты ни была, на край света к тебе прилечу,

В твоем естестве вместе с ветром весны растворяясь.

Парил орел

Среди клубящегося дыма сизых туч 

Парил орел, кружил неторопливо.

Он был прекрасен, крыльями могуч, 

Искал себе добычу среди круч 

И наслаждался бытием счастливо.

И шел охотник тропкой среди скал, 

Движенья осторожны и неспешны. 

С улыбкою похожей на оскал, 

Он крови жаждал, он ее желал 

Своей душой потерянной и грешной.

Какая пропасть между ищущим забав 

В убийстве и в охоте кровожадной,

И птицей хищной, что без выбора и прав,

Не радуется, чью-то жизнь прервав,

Но следует природе плотоядной.

Прибой

В пучине темно-карих глаз твоих

Тону, и шелест волн мне слух ласкает.

Течение несет, не отпускает,

Прибой ритмичен как чеканный стих.

В стихиях есть прекрасная черта:

Непредсказуемы они и непонятны,

Но так пленительна, чарующе приятна

Их первобытная простая красота.

Боюсь ли я

Боюсь ли я, что музы отвернутся

От моего пера, и час пробьет,

Когда врата поэзии сомкнутся,

И на пергаменте ничто не оживет?

Нет страха в сердце, и моей рукою

Вожу не я, а Красота вокруг.

И за слогами, каждою строкою,

Стоит любовь, печаль, иль добрый друг.

Чего боятся мне, душе мятежной,

Когда пронизан мир вокруг меня

Гармонией Вселенской, теплой, нежной

Лучами нового божественного дня!

Покуда жизнью этот мир полнится,

И сам живу, я вам хочу сказать:

Поэта сердце смерти не боится!

Ему вовек всего не написать! 

Пишу стихи

Пишу стихи. Они во мне мерцают,

Как огонек в заснеженной степи.

Клянут, жалеют, любят, воспевают,

Позвякивая звеньями в цепи.

Где каждое звено – фрагмент отдельный,

Что отражен от битого стекла.

Разбито сердце выстрелом прицельным,

Осколки превратившим в зеркала.

И вот они, во мне переливаясь,

Печаль и грусть в душе смогли унять.

Пишу стихи. От счастья улыбаюсь.

И сердце, будто целое опять.

Мир в снегах

Мир укутан в снега, обездвижен в объятьях зимы, 

Летаргическим сном до весны упокоен жестоко. 

Нелюдимы просторы, и словно под сводом тюрьмы,

Сквозь пургу, чуть мерцает белесое тусклое око.

В этой сказке немой все остыло, лишь ветры гудят, 

Стонут, плачут, стенают в горах, и пустых переулках.

И глазницами черными окна сквозь бурю глядят,

И врата отбивают свой ритм заунывно и гулко.

Это лишь до поры, до капели звенящей в ушах,

До ее неуемной, безудержной радостной дроби.

И тогда оживет даже в камне безликом душа,

Плавя толстые льды, выжигая узор в белой робе.

Пробудится гигант, громыхнет по обычью в горах, 

Разлетятся по свету весенние звонкие птицы,

Разольется тепло, словно миро, во многих мирах,

Запылают Белтейна костры многогранной зарницей.

Так и лето придет в этот брошенный край, а пока,

Не грусти, есть особая прелесть в снегах и метели.

И пускай неба синь закрывают собой облака, 

Это только до первой звенящей весенней капели.